Неизменной остается и политика Грузии, декларирующая необходимость восстановления т.н. «территориальной целостности», то есть возвращения в состав грузинского государства Южной Осетии и Абхазии. Однако есть нюанс: эти молодые республики никуда «возвращаться» не собираются, признание их Россией не может и ни при каких обстоятельствах не будет отозвано, следовательно, позиция Тбилиси бесперспективна и не отражает существующих реалий. Но раз грузинское руководство, вопреки очевидности, не отказывается от своих иллюзорных планов, значит, ждать существенных изменений на политическом уровне не приходится.
Во-вторых, грузинская политика, как и ранее, во многом формируется отнюдь не в Тбилиси, а на совершенно других политических площадках и центрах силы. Конечно, это не означает, что высшее грузинское руководство всего лишь слепо исполняет требования иностранных кукловодов, но очень во многом это именно так.
Что касается российско-грузинских отношений, то качественные улучшения на этом направлении возможны только после покаяния грузинского общества и государства за агрессию 2008 года против Южной Осетии и предшествовавшие этому события. Пока никаких намерений хотя бы задуматься об этом со стороны Тбилиси не наблюдается. Значит, не будет и улучшения отношений. Не очень-то и хотелось. Это нужно именно Тбилиси, но отнюдь не Москве.
Не видно никаких изменений и по другим ключевым вопросам грузинской внешней политики. Проамериканская ориентация Тбилиси диктует необходимость сохранения «добрых» отношений с Анкарой, несмотря на продолжающуюся турецкую духовно-идеологическую экспансию в Аджарии, а соседство с Арменией – учета армянских интересов. Ожидать тут каких-то прорывов вряд ли приходится, и, слава Богу: почему-то у Грузии они часто принимают открыто агрессивный характер.
Экономические выгоды Армении от вступления в ЕврАзЭС пускай считают специалисты. Полагаю, любые возникающие на этом направлении вопросы возможно разрешить. Главное, чтобы неизменной оставалась политическая составляющая: Россия и Армения – традиционные партнеры, полноправные члены ЕврАзЭС, а в Европейский Союз в его нынешнем виде пусть стремятся субъекты нетрадиционной ориентации, которых можно только пожалеть.
Показательно, что наиболее четко, хотя тоже не без сложностей, они сформулированы у молодых закавказских государств, признанных пока не всеми членами мирового сообщества – НКР, Южной Осетии и Абхазии. Однако и им следовало бы быстрее и четче определиться, куда, как и в каком виде они направляются. Мир снова, как и десятилетия назад, поляризуется, и судьба тех, кто не определится с выбором, окажется незавидной. Экономические, социальные и прочие мирские проблемы Закавказья прямо вытекают из глобальной нерешенности основного духовно-геополитического вопроса: кто мы сегодня (а не в давней истории, интересной, по большому счету, только историкам), зачем мы здесь и куда идем.
Столь же остро, хотя и со своими особенностями, эти вопросы стоят перед республиками российского Северного Кавказа. Будучи в составе РФ и не рассматривая иных вариантов национально-государственного бытия, северокавказцы пока не придумали ничего лучше, чем играть, вернее, играться на противопоставлении Кавказа остальной России, конструировании некоей мифической «общекавказской идентичности» и так далее (разумеется, это не официальный, но явно заметный среди молодой и активной части общественный тренд). От этой мифологии необходимо уходить. Северный Кавказ – неотъемлемая часть России, и его жителям следует задуматься, какая именно часть – флагманская, предлагающая новые идеи, прежде всего, в сфере идеологии и духа, или отсталая, тянущая назад (именно такой образ пытаются навязать кавказцам). Думаю, это, по большому счету, единственно важный вопрос. А мы все экономику обсуждаем, как будто она сама по себе что-то значит.